Автор — Илья Латыпов
Задумался над темой терапевтических неудач… Она довольно-таки слабо освещена в сети, что, в общем-то, неудивительно. О неудачах проще и безопаснее говорить с супервизором или личным терапевтом, чем с широкой аудиторией. Мне, кстати, тоже.
Поэтому задумаюсь скорее над тем, на что опираюсь я, когда расцениваю ту или иную встречу с клиентом как удачную или неудачную. Понятно, что это в первую очередь эмоциональный след после встречи, но чем он обусловлен? Что значит «неудача в терапии»?
Не удалось наладить контакт и клиент ушел, не вышел на связь, прервал терапию? Но в процессе участвуют двое, и если один не готов к открытой встрече с другим, то попытки взломать эту оборону только ухудшают ситуацию.
Не решили проблему, с которой человек обратился? Однако мы никогда не можем четко сказать, что именно из наших интервенций и действий даст эффект. Звучит странно для людей «со стороны», но это так. Иногда думаешь, что все проваливается, что ничего не происходит, и процесс плавно катится к завершению — и вдруг клиент звонит и начинает благодарить. Ты в недоумении – что произошло? А просто ты что-то такое обронил в разговоре, что-то для тебя самого совсем «пустяковое», а для человека напротив – крайне важное. Или отреагировал на что-то так, как никто до тебя никогда не реагировал… Вспоминаю семейную пару, которая на протяжении нескольких сессий вообще не могла разговаривать друг с другом, только через меня, друг на друга даже смотреть не были способны. Я работал «переводчиком», переводя с «озверина» на человеческий, и в какой-то момент уже был готов махнуть рукой и заявить о своем бессилии. И что произошло? Именно в этот день они «вдруг» стали обращаться друг к другу. Причем на не на «озверине», а вполне на русском.
А уверенность в том, что эту-то проблемку ты щелкнешь на «раз-два», чаще всего подводит. Любуешься своими совершенными метафорами, изящными интервенциями и вообще своим великолепием как терапевта, а клиент совсем этого не видит и не ценит. А потом исчезает, и все твои прекрасные, отточенные действия – в пустоту. Идея непредсказуемости результата наших интервенций (вмешательств, воздействий на клиента) и процесса в целом – хорошая прививка от мании величия терапевта, решившего, что он может управлять психикой другого человека, как персонажем в компьютерной игре.
Я думаю, что одной из самых важных задач/удач в психотерапевтическом процессе – остаться в нем собой. Живым собой. Не в роли все знающего терапевта, ленивым жестом изгоняющих бесов из души клиента, а человеком, которому любопытен тот, кто напротив… Это удается не всегда.
Часто существует не выраженные, но ясно читаемые послания клиентов: не будь собой, будь таким, какой нужен нам. Нарциссу часто нужен самый крутой терапевт, использующий наилучшие техники и т.п. И посыл психологу именно такой: будь крутым. Можно начать с подначки: «Я был у такого-то (и называется имя очень известного и дорогого терапевта), но мне он совсем не понравился». Эдакий вброс: докажи, что ты круче… Параноики ищут союзников в борьбе с невзгодами. Кто-то может очень сильно тревожиться, если терапевт воспринимает его или ее не как бесполое существо, а как мужчину и женщину. Я в некоторых блогах читал возмущение (женское) тем, что, оказывается, терапевты могут думать о своих клиентах (и не просто могут, а думают) как о женщинах / мужчинах, тем, что они не игнорируют разницу полов. И это их пугает, и они отправляют своим терапевтам сигналы: не смей чувствовать. Играй в нашу игру!
Если начинаешь играть в эту игру – ты проиграл, ты потерял себя. И, кстати, потерял клиента. Так как удержать в отношениях – в длительных терапевтических отношениях – может только иной опыт, не тот, который привык клиент отыгрывать на людях. Чем сильнее деформирована личность – тем сложнее удержаться в своем поле, сохранить себя и не потерять при этом способность к живому контакту.
Проигрываешь и тогда, когда начинаешь цепляться за «терапевтичность», из живого человека становясь образцовым пособием по психотерапии, памятником самому себе. Дескать, ты у нас, клиент, такой-то и такой-то психологический тип, а с такими типами следует общаться вот так-то, как предписывала Н.Мак-Вильямс и другие светила… Тогда друг напротив друга – не два человека, а две роли… Безусловно, анализ важен, но, скорее, как разбор полетов, а не в процессе полета, т.к. мы не можем одновременно полностью погружаться в два очень энергоемких процесса – в контакт с другим человеком и в отстраненный анализ происходящего. Теряется живой контакт, а анализ не будет полным.
Когда-то фраза И.Ялома о том, что для каждого нового клиента он изобретает свою психотерапию, звучала для меня как красивое преувеличение. Однако со временем она наполнилась новым смыслом. Психотерапия, может быть, одна, но контакт – разный. Например, метафоры и образы, родившиеся в сессии с одним клиентом, нередко оказываются совершенно искусственными и безжизненными с другим, даже если, как кажется, используются «в тему», в «правильном» контексте. В подлинном взаимодействии рождаются свои смыслы и фигуры, которые, вырванные из питающих их отношений, теряют свою силу.
В общем, если в процессе психотерапии состоялся живой контакт двух человек, который может быть и трудным, и сильно заряженным эмоционально – то, можно сказать, это большой успех. А если сам спрятался, потерял себя за ролью терапевта или втянулся в чужую игру – то теряешь возможность подлинной трансформации в способах клиента обращаться с миром, другими людьми и с собой. Так как эту трансформацию обеспечивают не техники и не роли, а контакт.