Перейти к содержимому

Как стиль определяет сознание

Статья Андрея Ракина

Иллюстрация Васи Ложкина

Стиль — это человек. Особенно, стиль письменной речи. Потому нынешнее общение в сети дает нам иной раз больше возможностей узнать и понять собеседника, чем мы обычно имеем, глядя просто на его внешность, встречая по одежке, отвлекаясь на жесты и аксессуары.

А теперь к моей любимой теме. Я снова о типаже нынешнего практикующего психо-эзотерика, зарабатывающего деньги тем, что ковыряется в мутных душах своих клиентов.
Вот перед нами человек, имеющий весьма строго определенное при этом весьма, скажем так, экзотичное мировоззрение. Сейчас я не буду оценивать его адекватность, глубину, непротиворечивость, плодотворность — мы сейчас о другом. Мы сейчас лишь о том, что, если настоящий человек в результате настоящего, неподдельного жизненного пути забрел в столь странный закоулок духовного мира, следы этого пути должны бы четко отпечататься в его стилистическом образе.

Ведь вроде бы это естественно – когда человек, вставший в позицию учителя, до этого в своей прежней жизни самостоятельно прошел через самые разнообразные поиски, и духовные, и философские, и постранствовал по разным поучительным уголкам реального земного ландшафта. И все это должно неизбежно определить его личный лексикон, его склад и культуру мышления.

Если человек склонен философствовать — значит, в его речи должны проскальзывать отзвуки Платона, Спинозы, Канта. Если он пришел к своей нынешней экзистенции в результате религиозного поиска — значит, он должен нести на себе печать других духовных царств, в которых он побывал на своем пути. Речи человека, хоть немного искупавшегося в богословии, легко выделить по специфическим архаизмам, славянизмам, по особому, византийскому построению фразы. И, наконец, в речи простого, не специализированного, но настоящего интеллигента всегда мы услышим отзвуки то Гомера, то Шекспира, то Мандельштама. А уж голоса Пушкина, Гоголя, Толстого или Достоевского — они должны быть слышны в языке любого русского человека (не в расовом смысле, а в смысле полноценной культурной принадлежности).

И если в речи нашего собеседника нет-нет, да и проскочит легкая матерщинка или блатная феня (если это не подделка, не имитация — но фальшь тут очень легко распознать) — мы в добавок увидим, что этот человек черпал свой опыт не только в библиотеках, храмах и на светских тусовках.

Когда встретишь на своем сетевом пути человека с такой вот многокрасочной речью, изобличающей внутреннее богатство и долгий, непростой жизненный путь, невольно замрешь, пойдешь за ним следом, а может, и попросишься к нему в ученики — даже если не разделяешь сути того учения, которое он в данный момент проповедует, ибо при такой роскоши личного духовного опыта всегда можно надеяться на деликатесные угощения с чужого пиршества.

А каков язык у подавляющего большинства нынешних «духовных учителей»? Первым делом, он пестрит немыслимым количеством англицизмов, в которых добрую половину составляют просто кальки с английских слов, еще не переваренные русским языком. Откуда это? Да очень просто. Из кустарных, полуграмотных переводов. И кальки имеют очень простое объяснение — переводчику-халтурщику было лень заглянуть в серьезный, а тем более, тематический словарь — вот он и рисовал транслитерацию, запуская в лексикон своих неразборчивых читателей новое «умственное» слово.

Началась вся эта дурь еще в эпоху зрелого совка, и неловко мне слишком уж сурово шпынять этих переводчиков-недоучек – как-никак, они работали бескорыстно, для самиздата. Но я сейчас не об их вине. Я просто о реальности. Этот тон бескультурья, установившись в российском дискурсе еще в 70-е, дальше закрепился и стал такой вот «культурной нормой».

Забавно здесь еще и то, что переводили тогда не так, чтобы очень уж серьезные работы. Настоящая философия не нашла бы своего читателя. Человеку с улицы при всей интригующей, полузапретной таинственности этих самиздатских машинописных брошюрок нужно было что-то полегче, так что и переводилось что-то бульварное, второсортное. Что и определило лицо российской эзотерики на десятилетия вперед. Отсюда проистекает, помимо псевдонаучной терминологии, еще и убожество мысли, реальное отсутствие логики, какой-то мыслительной линии. Все привычно заменяется довольно простенькими демагогическими штампами, которые по сию пору среди людей этой профессии считаются образцами философии.

Но уликой в моих глазах служит даже не глупость и не псевдоанглийская лженаучная терминология, а то, что остается от текста, если вылущить из него «профессиональный жаргон». И вот тогда, без этой характерной, но единственной красочки текст предстает пустой, бесцветной и безвкусной жвачкой на базе словаря Эллочки-людоедки (я говорю не о словарном составе, а всего лишь о размерах этого словаря). Ни мыслей, ни эмоций. И даже порядок слов в предложениях имитирует стандартную последовательность английской фразы, ибо переводчик в свое время что видел, то и переводил. Слово за словом. «I have no idea» – значит, «Я не имею идеи». Такими не бывают ни подлинные философские, ни религиозные, ни художественные тексты. Даже второсортные. Постыдились бы хоть все время говорить о «практиках», вспомнили бы такое слово, как «обряд» или, на худой конец, «упражнение». Заменили бы свой суконный «позитив» хотя бы «счастьем» что ли…

Впрочем, создается ощущение, что этот народец в общем-то и не знает, да и никогда не знал, что такое настоящее счастье и настоящее горе, надежда и отчаяние, тоска или простая радость. Согласно своим прописям, он изначально заменил все это на стерильный, гигиеничный «позитив».

В этих текстах уже не услышишь отголосков ни Платона, ни Шекспира. Откроет такой собеседник свой рот, и уже через 3 минуты ты понимаешь, что, учась в школе, он так и не брал в руки ни Гоголя, ни Тургенева, а «Войну и Мир», если и прочитал, то в 5-страничном пересказе для сдачи экзаменов.

И тут становятся объяснимы кой-какие специфические повороты в российской «духовности». Понятно – чтобы воспринимать эти исходные тексты, не подавляя приступы тошноты, нужно иметь намертво убитое стилистическое обоняние, не реагирующее на фальшивые слова, неточные определения, бессмысленные выводы и удручающий, ватный язык. А потому это направление привлекало в свои ряды людей, не обремененных грамотностью и гуманитарной культурой.

Подумайте — это ведь даже по-своему забавно. «Путь духа», тот, который эзотерический, выбирали именно те люди, которые до встречи с этим самиздатом не имели никакого прочего духовного опыта, да и не пытались его получить. Не прочитали ни одной хорошей книжки, не продумали сами у себя в голове ни одной серьезной мысли, не испытали в своем собственном жизненном пути ни одного дерзкого хода.

Есть тут попутно объяснение еще одному факту, который мне было трудно понять. Ведь, принимая в качестве своей духовной основы постулаты чьей-то чужой религии (я говорю о фрагментах разных восточных религий, которые всегда просматриваются в фундаменте современной эзотерики), человек должен совершить над собой некий акт насилия, отречься от того культурно-духовного базиса, в котором он вырос (а этот базис, независимо от наших взглядов на церковь, все равно является христианским и в основном православным).

Это отречение должно было бы быть не таким уж и безболезненным, постоянно давало бы о себе знать, если бы не… если бы не факт, что эти новомодные учения привлекали в свое лоно особых, отборных людей, изначально не имевших за спиной вообще никакого культурного, духовного и религиозного базиса. Вот тут все и встает на свои места. Пиши всякий гуру на этом чистом листе все, что ему вздумается. Можно даже вписать попутно и кой-какие извращенные ошметки от христианства. В противоречие с духовными корнями неофита они не войдут, потому что корней этих просто нет.

Вот такой у нас естественный отбор.

Все это напоминает мне историю русского марксизма и, извините за выражение, ленинизма. Когда-то, в самом начале ХХ века достаточно широкий круг не слишком грамотной, а главное, духовно незрелой, неопытной молодежи взялся за чтение Гегеля, Маркса, Энгельса в исключительно дурных, поверхностных, плоских и «условно-правильных» переводах. Ощущение некоего религиозного приобщения, как и 100 лет спустя, подогревалось полузапретностью темы. Оно же, это чувство, добавляло страсти и как бы избавляло от требований к качеству мысли. И атмосфера там царила почти такая же, как среди этих нынешних психо-эзотериков. Такие же авторитетные гуру с раздутыми щеками, такие же простодушные бараны-последователи, такие же пошлые цитаты из модной тогда революционной немецкой поэзии — как арии опереток, насвистываемые посетителями борделей.

К немецкой философии, даже к Марксу, у меня нет особых претензий. А вот что выросло в России на ее почве, эклектическая каша с ее начетническим, чванливым, узколобым и агрессивным провинциальным душком — оно у меня ничего, кроме рвоты, вызвать не может… Впрочем, на русский марксизм я отвлекся просто так, для примера…

Яндекс.Метрика